HIPEC доказывает: рак – не приговор.

О передовой методике лечения ряда онкологических заболеваний — HIPEC-терапии мы беседуем с доктором медицинских наук, профессором Валерием Николаевичем Егиевым, членом Всемирного общества гепатопанкреатобилиарных хирургов (HPBA), членом Европейского клуба панкреатологов, Европейского общества эндоскопических хирургов, ведущим хирургом-онкологом медицинского холдинга «СМ-Клиника».

Валерий Николаевич, почему HIPEC-терапия считается новым словом в борьбе с онкологией?

Чтобы было понятнее, возьмём для примера рак брюшины. Надо сказать, что распространение любого рака в брюшной полости – это распространение по брюшине. У брюшины есть особое свойство – она нужна для того, чтобы органы внутри могли сокращаться, расслабляться, независимо от брюшной стенки. В сущности, это 2 тонкие ткани, между которыми 20-30 мл смазки, и вот внутри них перемещаются органы. Если туда попадают опухолевые клетки, они становятся труднодостижимыми для любого препарата. Поэтому основная проблема любой химиотерапии – как обеспечить доступность конкретной зоны. Например, лимфоузлы брюшины труднодоступны для химиотерапии. Это вынуждает нас, когда мы делаем хирургические операции, действовать радикально.

Но правильно ли я понимаю, что само по себе удаление значительной части или даже всего пораженного органа не решает проблему?

В том-то и дело. Отдельные раковые клетки невидимы. Зная это, в своё время врачи-онкологи начали экспериментировать с введением внутрибрюшинной химиотерапии, но оказалось, что данный метод ненамного эффективнее. И тогда Пол Шугабейкер, выдающийся американский хирург-онколог, предложил нагревать физраствор до +42°С.

Зачем? Это убивало раковую клетку?

Нет, идея была совершенно другой. При таком нагреве опухолевая клетка становится более чувствительной к препарату, она его активно вбирает.

Пожалуй, можно так сказать. Препарат циркулирует в брюшине, и мы можем увеличить его дозу, ведь это несистемное поражение, а за счёт циркуляции мы увеличиваем площадь контактирующей с препаратом поверхности.

Так и появилась гипертермическая химиотерапия, HIPEC?

Да. Причем, хочу обратить ваше внимание, что самостоятельной роли эта манипуляция не имеет. Она нужна в связке с хирургическим методом. Сначала необходимо удалить все метастазы диаметром более 2 мм. Для борьбы с метастазами меньшего размера используется гипертермохимиотерапия.

Когда Пол Шугабейкер начал свои исследования?

Это было ещё в 1980-х, так что гипертермическая химиотерапия уже прошла долгий путь развития. Первоначально метод разработали для специфичных брюшинных опухолей. Потом его начали применять для карциноидов, затем – в других областях; таким образом удалось доказать, что эта терапия имеет достоверные преимущества при раке кишечника, желудка, яичников. А сейчас врачи активно исследуют действенность метода при раке поджелудочной железы.

Что говорит накопленный за эти годы опыт?

Порядка 40% пациентов с метастазами в брюшине можно спасти с помощью терапии HIPEC.

Существуют ли препятствия для более широкого применении гипертермической химиотерапии?

Препятствий нет, но есть необходимые условия. Это метод специфический и довольно дорогой. Он пока не входит в государственные стандарты лечения. Но у себя в Онкоцентре мы HIPEC проводим. Основная прелесть гипертермической химиотерапии в том, что она даёт излечение даже на IV стадии. Меня это ещё в 90-е годы поразило, когда я впервые познакомился с исследованиями. Мы тогда считали, что если человек с IV-й стадией прожил год – это отлично, а уж 2-3 года, увы, не мог прожить никто. А Пол Шугабейкер показал, что 20% пациентов благодаря HIPEC выздоравливают, то есть живут 5 лет и больше.

В чем еще заключается трудность внедрения метода?

Прежде всего в том, что эти операции очень сложные, штучные. В регионах есть отдельные врачи, которые в состоянии проводить вмешательства подобного уровня, но их единицы. Для проведения таких операций нужна команда, подготовленная, умелая…Её надо создать, обучить, необходимо накапливать опыт. Приведу пример: для проведения гипертермической химиотерапии нужен нутрициолог — специалист по питанию. Человек после такой серьезной операции не может питаться через рот. Лет 30-40 назад говорили: белки, жиры внутривенно будем «капать». Но выяснилось, что этот тип питания небезупречен: много «побочки» и осложнений. Потому и начали разрабатывать систему питания высококалорийного, легкоусваиваемого. В 1990-х годах, когда я был во Франции, там уже готовили модульное питание под конкретного больного.

А у нас?

Сейчас и у нас всё это есть. Есть крупные производители, и они делают хорошее питание. Пожалуйста, 100-грамовые бутылочки, 200 калорий, усваиваются на 1 метре тонкой кишки. Кстати сказать, я в своё время получил премию имени Ленинского комсомола за разработку состава питания. Мы брали белок, скорлупу, добавляли морскую траву. Всё это сушилось, получался порошок, в который надо было просто добавить воду. Современные составы, конечно, более сбалансированные, наука ушла вперёд.

И все же, почему за границей методика HIPEC развита в большей степени?

Там больше людей, готовых оплачивать лечение. В США, например. Или в Израиле, который фактически принимает у себя пациентов со всего Ближнего Востока. Больше операций, больше опыта. А в остальных странах пока не очень…

Будем стремиться войти в число ведущих стран?

Очень на это надеюсь. Все предпосылки для этого есть. У себя в Онкоцентре мы рассчитываем выйти на 50-60 операций в год, и это будет хороший результат, хотя он, конечно, пока несопоставим с потребностями.